Судьба бродячего певца. Григорий Гнесин

Мемориального музея-квартиры Ел. Ф. Гнесиной (1996–2017), Москва, Россия-Германия, v.v.tropp@gmail.com

В статье рассматривается творческая биография Г. Ф. Гнесина — яркой и необычной Личности, обладавшей уникальным по своей многогранности талантом: певца, драматического артиста и литератора. Самый младший в знаменитой музыкальной семье, он оказался надолго забыт вследствие трагической судьбы. Однако значительная часть хотя бы одной ипостаси его творчества — литературного наследия, чудом уцелевшая, — недавно была вновь открыта и теперь начинает изучаться и публиковаться. Безусловная оригинальность и ценность этого разнообразного наследия (поэзия, драматургия, переводы, а также песни для детей, где им сочинена и музыка) доказывается на примерах как единственной опубликованной при жизни Г. Гнесина книги, так и недавно обнаруженных его произведений. Сведения о бурной и содержащей много «белых пятен» его биографии дополнены благодаря новым архивным материалам. Открытие еще одного забытого замечательного художника Серебряного века и призыв к изучению и освоению его наследия — основной пафос данной публикации.

Григорий Гнесин, семья Гнесиных, литературное наследие, биография, пение, поэзия, переводы, драматические произведения, рукописи, архивные материалы

В 1986 году в Мемориальном музее-квартире Ел. Ф. Гнесиной впервые состоялся вечер памяти Григория Фабиановича Гнесина, где выступала с воспоминаниями его дочь и звучали фрагменты из его книги. Показательно, что несколько человек обращались в музей в связи с допущенной «ошибкой в афише»: они сочли, что имя «Григорий» было написано случайно, вместо «Михаил» – настолько безвестным оставалось в то время оно. Более активно попытки «воскрешения из небытия» предпринимались со второй половины 1990-х годов. Состоялся еще один вечер памяти в музее, который и был назван «Судьба бродячего певца»; вскоре прошла радиопередача на радио «Орфей», и, наконец, вышло переиздание (через 80 лет) книги «Воспоминания бродячего певца», давно ставшей библиографической редкостью. Первая большая статья, посвященная Г. Ф. Гнесину и включавшая публикацию ряда его стихотворений и писем, принадлежала О. Ахматовой, которая, будучи студенткой, сделала начальное описание небольшого архива в музее [1]. Увы, Григорий Гнесин относится к тем фигурам нашей культуры, которые проходят под рубрикой «забытые имена».

Подобных фигур было немало в петербургском художественном мире первой половины ХХ века: такие писатели, как К. Вагинов, Н. Евреинов, А. Введенский; художник Н. Кульбин, актер Б. Пронин и другие постоянные посетители знаменитого кабаре «Бродячая собака» – необычные, неоднозначные художественные личности, отразившие разнообразные метания сложного, иногда причудливого мира Серебряного века. Григорий Гнесин был очень характерным представителем этого мира – человек авантюрный, часто менявший место жительства и род деятельности, резкий и увлекающийся, а главное – необыкновенно разносторонний. Его талант был совершенно удивительным: замечательный певец‑баритон, драматический актер, писатель–поэт, драматург и переводчик! Что было главным его призванием – трудно сказать: он с увлечением отдавался то одной, то другой из своих ипостасей. При этом – человек с неодолимой жаждой просветительства, невероятный эрудит и страстный библиофил, к тому же, всегда горячо откликавшийся на общественные мероприятия и охотно участвовавший в них, смело оказываясь в гуще опасных событий… Казалось бы, такая редкая одаренность личности воплотится в творческом успехе и богатом наследии. К сожалению, судьба младшего Гнесина была чрезвычайно трагичной, что сказалось на его наследии и способствовало почти полному забвению. Причины этого – трагическое несовпадение с жестокой эпохой, как и у многих из перечисленных выше художников.

Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) – младший в большой, знаменитой музыкальной семье, чья фамилия увековечена в названии созданного ими крупнейшего комплекса музыкальных учебных заведений в Москве. Еще в детстве маленький Гриша был самым непослушным и упрямым из девяти детей Гнесиных (напомним, что ему было всего семь лет, когда не стало их отца). Росший вместе с братом Михаилом (они были погодками, уроженцами Ростова-на-Дону), Григорий и впоследствии оставался с ним очень близок (что явствует из их переписки). Их путь поначалу был схожим: оба учились в Ростове в Петровском реальном училище, а затем отправились в Петербург. Однако, если для Михаила Фабиановича этот город хотя и сыграл ключевую роль в его становлении, все же не стал самым главным домом в жизни, то для Григория он остался «своим» городом навсегда, и здесь происходили основные события его жизни. В отличие от брата он, единственный среди всех детей, кто унаследовал от матери и ее сестер талант певца, все же не решается избрать музыку своей основной профессией. Приехав вслед за Михаилом, уже учившимся в Петербургской консерватории, в столицу, он поступает на химический факультет Технологического института.

Все последующие периоды биографии Григория Гнесина содержат много лакун, что связано и с постоянной жаждой путешествий и приключений, толкавшей на многие смены «места действия». Так, видимо, стремление увидеть мир побудило студента-химика поменять место учебы – вначале поступить в Дармштадтский, а затем в Женевский университет. Для семьи это было неожиданным, и, скорее всего, он не считал нужным обо всем ставить ее в известность. Авантюрность сказалась здесь в рискованных перемещениях без средств к существованию (так, сохранилось сердитое письмо Елены Фабиановны, где она сетует на то, что Гриша пишет только тогда, когда ему понадобится выслать денег). В Женеве, тем не менее, он оканчивает курс и даже получает диплом доктора естественных наук по специальности химия [2].

Отчасти необычную и бурную биографию нашего героя определил его собственный характер. «Как – в таком благовоспитанном семействе – и такой авантюрист!» – это известное высказывание З. Райх, хорошо знавшей и Михаила Гнесина, тесно связанного с Мейерхольдом, и его младшего брата, у которого Мейерхольды бывали (сохранился даже карандашный набросок – портрет знаменитого режиссера, сделанный дочерью Григория Фабиановича Женей во время его прихода в гости).

Именно из Женевы он отправляется в длительное (около полутора лет) путешествие по Италии, осуществив сокровенную мечту (ранее он разработал совершенно невероятный маршрут путешествия из России через Константинополь, Грецию и Италию, который, разумеется, не осуществился). Если поначалу план не столь уж длительного пребывания там заключался в занятиях пением, то в итоге поездка стала настоящими странствиями («Воспоминаниями бродячего певца» впоследствии он назвал свою книгу, рассказывающую об этих странствиях), в полной мере воплотившими в жизнь все авантюрные склонности молодого путешественника. Нет никаких документальных свидетельств об этом странствии с гитарой в руках и шляпой, в которую кидали монеты (пение было единственным источником существования, за исключением короткого пребывания в труппе dell'arte). О путешествии мы можем судить только по упомянутой книге, написанной спустя десять лет и вышедшей с подзаголовком «Очерки Италии». «Прощай, Италия! Прощай, единственная в мире – родина для всех! Прощай, лучшая сказка, которая сохранилась на земле, на радость человечеству!» – так заканчивает он свое главное литературное произведение. Вся книга об Италии написана легко, увлекательно и содержит множество легенд об этой прекрасной стране. Столь ли важно, при каких обстоятельствах и кем именно они были рассказаны автору и не являются ли некоторые описания «участника событий» лишь пересказом услышанных историй? Символично, что «Воспоминания бродячего певца» оказались единственным изданным литературным произведением Гнесина! А Италия постоянно влекла его к себе. «Художник Андрей Тырса говорил маме обo мне: “Я знаю, почему у Вашей девочки такие голубые глаза – она родилась в мечтах о Средиземном море”», – вспоминала его дочь [3, 122].

Как и Михаил Фабианович, его младший брат с ранних лет глубоко сочувствовал социал-демократическим идеям и принимал участие в революционных выступлениях 1905 года. Он оказался в итоге наиболее пострадавшим в результате студенческих волнений, проходивших в Петербургской консерватории. Одним из главных зачинщиков этих бурных событий был как раз М. Гнесин [4, 299–330]. Как и в Московской консерватории, студенты решили добиваться своих требований с помощью своего рода «химической атаки» – обливали каким-то составом здание консерватории. Изготовить этот состав они попросили наиболее близкого им химика – Григория Гнесина. В данном случае, скорее выполняя просьбу основных участников выступления (хотя, безусловно, им сочувствуя), он оказался не только арестован вместе с ними, но и подвергнут самому тяжелому преследованию: его не выпустили из-под ареста, а заключили в тюрьму, а затем приговорили к ссылке. Мало того, что эти события лишили его надежды учиться в консерватории как вокалисту (о чем была договоренность с Глазуновым), но и привели к тяжелейшим испытаниям, душевным травмам и нервному заболеванию, дававшему о себе знать и в последующие годы.

Хроника дальнейших событий его жизни известна достаточно фрагментарно: это пребывание в Алуште, где он вместе с сестрой Ольгой выступает как актер в гастрольных спектаклях Малого театра (летние спектакли шли со сборной труппой) и в Ростове; потом отъезд за границу, работа грузчиком в английском порту, вследствие чего он повредил себе позвоночник (впрочем, когда именно это происходило – неизвестно), вновь пребывание в любимой Италии – на этот раз большей частью в Риме. Этому предшествовали новый арест – возможно, связанный с агитацией среди матросов, угроза призыва в армию и ссылка в Финляндию, заменившая, по-видимому, после хлопот А. И. Зилоти, первоначально назначенную в Вологодскую губернию. В это время Григорий Гнесин постоянно занят литературным творчеством. Он пишет массу стихов (особенно плодотворным для него было время, проведенное в Куоккале), пьесы, делает переводы с итальянского и немецкого, сочиняет песни. Появляются очерки об Англии и, наконец, посвященная «итальянским друзьям, друзьям Италии» вышеупомянутая книга «Очерки Италии». В этот период он стал активным и ярким участником литературно-театральных обществ. Одним из его близких друзей становится основатель театра «Кривое зеркало», близкий ему по духу драматург и режиссер Н. Н. Евреинов.

Гнесин стал завсегдатаем кабаре «Бродячая собака» почти с самого начала его существования; связывали их и другие «проекты». Находясь в Куоккале, он бывает у Чуковского, общается с Мейерхольдом и многими другими артистами, художниками и даже сочиняет «Гимн Куоккале». Известно и о его поездке в Норвегию. Однако возможные перспективы литературных публикаций, постановок пьес, участие в концертах и спектаклях – все это сосуществует с тяжелой материальной нуждой.

Покинув Куоккалу и Петербург, в 1916 году он поступает на строительство железной дороги через Карелию в Мурманск. Все время, проведенное там – вначале в Мурманске, а затем в Петрозаводске – тяжелейшие испытания в жизни Григория Фабиановича. Недавно сотрудники Национального архива Республики Карелия обнаружили личное дело Гнесина, включающее много свидетельств о его работе и жизни в Петрозаводске. Красноречивым документом, свидетельствующим о пережитых им событиях, является письмо 1919 года.

«Заведующему Административной Частью

бывш. Завед[ующего] Театральным Отделом,

ныне ст. конторщика Админ. части

Григория Гнесина

Докладная записка

Настоящим разрешаю себе к Вам обратиться с нижеследующим: служа на Мурманстройке с 1916 года в должности заведующего культурно-просветительным отделом, я в марте 1918 г. получил приглашение от начальника просветительного отдела эксплуатации дороги – занять должность зав. театральным отделом с окладом 12000 в год. Несмотря на то, что переезд на линию лишал меня всех добавочных заработков по моей специальности театральной и литературной – я немедленно отправился в Петрозаводск, где при самых невыносимых жизненных условиях вел свою просветительскую работу организации и пропаганды художественно‑воспитательного театра – среди линейных служащих дороги.

По мере занятия англофранцузами огромной части дороги – работа моя суживалась в территориальном отношении, но зато сгущалась, и, при попущении “власти на местах” была бесконечно трудной и утомительной. В январе 1919 г. при вступлении в должность комиссара культурно-просветительного отдела Брянского – для меня выяснилась невозможность плодотворной творческой работы порученной мне области просвещения, – и при эвакуации управления в Петроград – моя роль театрального руководителя закончилась.

Но так как на мою просьбу об увольнении в январе месяце – мне было отказано, то по приезде в Петроград – я уже не смог найти подходящей работы, ибо в марте – все театральные труппы были заполнены. Таким образом, я оставался – после года утомительного труда – усталый и разбитый – без всяких средств к существованию. На мою просьбу о предоставлении мне какой-либо иной, более спокойной должности, где бы я мог быть полезным, – мне предложено было временно занять место ст. конторщика в организуемом отделе Быта и Труда, с тем, что я буду использован либо в отделе печати, как человек с высшим образованием, владеющий несколькими языками и многолетним литературно-журнальным опытом, либо у меня будут сосредоточены устроительные функции по всем культурно-просветительским начинаниям.<…>

В настоящее время – при полной невозможности – существовать с семьей на заработок в 2900 р. в месяц, при отсутствии побочных заработков, и при сознании, что по своим организаторским способностям, я, как бывший заведующий отделом, мог и должен был быть водворен в должности, где бы я мог проявить и знания, и инициативу, – я обращаюсь к Вам с просьбой о предоставлении мне должности более соответствующей моему служебному стажу, знаниям, – а также рассмотреть – поскольку справедливо оплачивается моя работа с 12 июня с. г. по Х разряду.

Григорий Гнесин.
26 ноября 1919 г.
При сем прилагаю две копии с документов, подтверждающих мои прежние должности» [2, л. 23][1].

[1] Сохранены старые названия и авторская пунктуация.

В течение этого периода он активно ставит пьесы в самодеятельном театре, в том числе переведенные им Масленичные шутки Ганса Сакса, где выступает и как актер. Сохранились фотографии двух таких спектаклей, но в разных местах их было, очевидно, значительно больше. Подобная деятельность продолжалась и позже в Ленинграде — вплоть до1930-х годов, когда он постоянно готовил спектакли в детском доме, где руководил драмкружком.

События этих лет он так описывал в письме к брату, написанному уже в апреле 1920 года: «Безумная, вагонная жизнь, тяжелые климатические, а еще более физические условия работы быстро надорвали мое здоровье. В феврале 1919 г. мы эвакуировались из Петрозаводска в Петроград — и в то же время как „некоммунист“ я был отставлен от просветительской работы и низведен в конторщики. Хотя в театральном и музыкальном кругу много добрых друзей, включая и Мейерхольда, держались „высоко“, — но помочь выбраться вперед — не помогли. Ну, а потом — в июне я женился на Марии Владимировне Рудневой, которую ты знаешь по студии Мейерхольда, и по недолгому пребыванию в Ростове. Живем мы, слава Богу, пока хорошо вообще, но немного голодно в частности…» [5].

Жена Григория Гнесина была сестрой одного из крупнейших советских архитекторов Льва Руднева, автора проекта высотного здания МГУ, когда-то также завсегдатая «Бродячей собаки». Она работала в двух ленинградских музеях — Антропологии и этнографии («Кунсткамера») и Этнографии народов СССР. В 1921 родилась их единственная дочка — Женя, которой было суждено прожить долгую жизнь (она скончалась в 2014 году). Мне довелось много лет тесно общаться с Евгенией Григорьевной — замечательным, обаятельным, эрудированным и общительным человеком[2]. Она дорожила всем, что было связано с памятью отца, которого рано лишилась. Бережно хранила совсем немногое, что уцелело из его архивных материалов: письма, фотографии, несколько рукописных фрагментов, в том числе, музыкальных и детских (большую часть этого Е. Г. Гнесина передала в 1995 году в Мемориальный музей-квартиру Ел. Ф. Гнесиной), а также некоторые уцелевшие иллюстрации из огромной подборки для «Истории стилей мирового искусства» (это был грандиозный просветительский замысел, увы, оставшийся неосуществленным)… Превосходный рассказчик, она рассказывала много увлекательного о своем отце. По просьбе музея написала воспоминания, были записаны на магнитофон и беседы с ней [6]. Из этих рассказов всё более выявлялось, насколько интересной и яркой личностью был младший из Гнесиных, практически забытый «бродячий певец».

[2] Е. Г. Гнесина была преподавателем истории материальной культуры в Театрально-художественном техническом училище (ТХТУ) в 1951—1971 гг., став одним из самых любимых педагогов этого учебного заведения. В 1971—1991 гг. была сотрудником Центральной научной библиотеки ВТО-СТД.

Начиная с 1920-х годов жизнь Григория Гнесина связана только с Ленинградом, хотя летом он неизменно отправлялся путешествовать в любимые им горы. Его работа здесь весьма насыщенна и разнообразна. Это и просветительская деятельность, и работа для детей, и многочисленные переводы, и радио. Именно на радио он стал широко известным юным слушателям и их родителям благодаря передаче «Дядя Гриша рассказывает». В ходе подбора материалов для радиопередач он много контактировал с замечательными детскими писателями — Шварцем, Маршаком, Чуковским, Олейниковым, Хармсом, сочинял песни на их стихи и даже оперу на собственный текст. Будучи одним из самых крупных библиофилов, он собрал ценнейшую нотную библиотеку, в которой было много старинных опер и хоровых произведений (в особенности итальянских). Из собственной коллекции им была создана нотная библиотека Радиокомитета, заведующим которой он стал (в конце жизни он работал также библиотекарем в Государственной певческой капелле). Это позволило вести на радио и передачу «Старинная музыка», также пользовавшуюся популярностью. Он создавал сценарии и готовил радиопостановки о великих композиторах, выступал с лекциями и концертами. В 1930-е годы были сделаны переводы ряда крупных произведений — оперы Паизиелло «Севильский цирюльник» (по заказу Музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко в Москве), «Страстей по Матфею» Баха (заказан ему в связи с исполнением произведения в Ленинградской филармонии под управлением Ф. Штидри[3]), а также песен Беранже. Наконец, продолжались театральные выступления в качестве актера (в том числе в театральных труппах, возглавляемых П. Гайдебуровым и С. Радловым), сочинение стихов и, конечно, пение. «Обычно в его комнате гасился свет, он садился за рояль: любимая его поза — руки на рояль, голова откинута, глаза закрыты. Рояль стоял около самой двери в столовую, где все сидели за столом. Пел он не для нас. Он пел для кого-то из той давней жизни, которая у него самого осталась как самое светлое воспоминание, он пел кому-то там в далекой Италии. И ему не хотелось даже нас видеть, чтобы не переключаться к действительности. <…> Петь он обычно начинал с неаполитанских песен, с ними он когда‑то вернулся из Италии. Реже пел что-нибудь свое. А из любимых вещей, которые он исполнял, были романсы „Для берегов отчизны дальной“, „Выхожу один я на дорогу“ и особенно „В полночный час в долине Дагестана“. И пел обычно или из „Севильского цирюльника“, или знаменитую арию Риголетто. Я, правда, с превеликим удовольствием слушала еще его чтение рассказов Чехова. Ой, как он чудесно читал юмористические рассказы!» [3, 110].

[3] Австрийский дирижер Фриц Штидри (1883−1968), ученик Г. Малера, в 1933 г. эмигрировал из фашистской Германии и в течение пяти лет жил в Ленинграде, где руководил Академическим симфоническим оркестром Ленинградской филармонии (после него этот пост занял Е. А. Мравинский).

Все это мгновенно и страшно оборвалось — Григорий Фабианович был арестован в ноябре 1937 года по абсурдному обвинению и приговорен к расстрелу. В 1956 году он был полностью реабилитирован. Еще в 1940 году Елена Гнесина предприняла попытку узнать о его судьбе и добилась телефонного разговора с самим Берией (она как раз стала депутатом Моссовета, и этот статус позволял ей добиваться приема на высоком уровне). Однако ей в итоге были сообщены ложные сведения о смерти в лагере на Дальнем Востоке; также вымышленные даты стояли в справке о реабилитации — такова была установка, действовавшая в отношении всех запросов родственников. Лишь в начале 2000-х годов стала известна точная дата гибели Гнесина — 4 февраля 1938 года. Сразу после приговора все его имущество было конфисковано, а жена и дочь высланы из Ленинграда в Башкирию. Через год с небольшим удалось вернуться дочери, а через два с половиной — жене. Однако Марии Владимировне довелось прожить очень недолго: в марте 1942 года она умерла от голода в блокадном Ленинграде в возрасте пятидесяти трех лет. Евгения Григорьевна вскоре была эвакуирована и после тяжелейших военных испытаний и скитаний в 1943 году с помощью своих теток — знаменитых педагогов-музыкантов — оказалась в Москве, где прошла ее дальнейшая жизнь.

После ареста Григория Фабиановича пропали и его богатейшая библиотека, и почти весь архив. Впоследствии какие-то фрагменты библиотеки обнаружились в Государственной публичной библиотеке (ныне РНБ). В день ареста Михаил Фабианович Гнесин увез к себе что-то из архива, однако во время войны его квартира была частично разрушена во время бомбардировок. Все его записи на радио были уничтожены. А из творческого наследия были изданы, помимо книги «Воспоминания бродячего певца», лишь «Детские песенки» (еще в 1917 г.) и изъятые из продажи, но уцелевшие в отдельных провинциальных магазинах, два выпуска «Неаполитанских песен» с его переводами.

После реабилитации имя Григория Гнесина «всплывало» крайне редко. Наиболее значимым стал выход знаменитого альманаха «Чукоккала» К. Чуковского (первый раз — в 1979 г.), где имелись сразу два — и каких! — свидетельства о нем. Это — написанная Гнесиным стихотворная «Ода Н. Н. Евреинову» (остроумно составленная из названий его произведений) и карандашный рисунок, сделанный В. В. Маяковским, изображавший «композитора Г. Гнесина» (очевидно, таковым его считал Маяковский) [7, 39−41,104−105, в издании 2008 года — 40−41, 114]. Небольшой рассказ о встрече с Гнесиным имелся в опубликованных мемуарах известного певца А. П. Иванова [8, 60−61], в связи с предложением Гнесина исполнить оперу Понкьелли, хранившуюся в его библиотеке. Дочь Григория Фабиановича была убеждена, что кроме книги об Италии и небольших фрагментов (включающих и полный текст пьесы «Терезита, царевна северной страны») навсегда исчезло все наследие ее отца. Никто не знал, что в отделе рукописей РНБ существует фонд Г. Гнесина (если сотрудники библиотеки и знали, то не придавали этому значения), в котором имеется 30 рукописных текстов его произведений [9]; один из них — альбом «Мои песни» из 450 стихотворений! Воистину — «рукописи не горят»! О существовании фонда мне сообщила сотрудник библиотеки Т. Н. Семенова, обратившись с вопросом по поводу знаменитого испанского романса «Черный веер», который был очень популярен и исполнялся известными певцами в нашей стране в переводе Григория Гнесина (о чем нигде не упоминалось). По всей вероятности, во время блокады эти, чудом уцелевшие рукописи были тайно переданы в библиотеку из органов НКВД[4].

[4] Еще одна, также лишь гипотетическая версия их происхождения — передача случайно найденного пакета с рукописями, потерянного в поезде, одной из приятельниц Григория Гнесина.

Первыми заинтересовались фондом исследователи-историки М. Г. Талалай и С. Сини, которые сделали обзор фонда и подготовили к публикации три крупных произведения: два — о музыке и музыкантах — «Джузеппе Верди. Последний из могикан» и «Жизнь и смерть Никколо Паганини, чародея звуков», третье — сатира «Хлюнь-Плюнь-Тьфу!» [10, 201−316].

Больше всего осталось стихотворений — и это неудивительно. Григорий Гнесин был таким поэтом, для которого стихи были абсолютно необходимой частью существования: так, в письмах к брату часто бывает приложено по четыре‑пять стихотворений. Видимо, все главные жизненные впечатления и настроения передавались и осмысливались им через стихи. Он пишет их в самых разных «точках» своих жизненных странствий [10, 317−387]. Поэзии Гнесина свойственно то, что отличает его литературное творчество в целом. Прежде всего, это полное «растворение» в стилистике и образах созвучной ему литературы эпохи. Не будучи ни создателем оригинального литературного языка, ни масштабным писателем-мыслителем, он, однако, как талантливый художник тонко чувствовал и вживался в близкий ему стиль. Особенно удивительно это проявляется в его роматическо‑символистских пьесах (в стихах). Это «Принц одиночества» (1910), «Терезита, царевна северной страны» (1912), «Беглец смерти» (1914). Насколько надо было проникнуться романтическим пафосом, чтоб столь сильно переживать таинственные символы желаний, тоски и рока, столь естественно выражать «накал страстей» возвышенно-романтическими восклицаниями!

Неудивительно, что символистские пьесы Гнесина оказались созвучными современникам, и в 1913 году шла речь о постановке «Терезиты» С. Халютиной — известной актрисой МХТ (первым Тильтилем в «Синей птице») в ее студии в Москве, но она, по-видимому, не была осуществлена.

Другая часть драматического наследия — это прозаическая драма «Крылья» (1909). И здесь — очевидная близость к современному литературному творчеству, только совсем другого плана. Это люди и события современной жизни, и коллизии пьесы напоминают те, что описаны Мережковским, Горьким и даже Чеховым. Кроме литературной прозы на современные сюжеты Григорий Гнесин писал и эпиграммы «Забавные стишки» (где имеются «портреты» М. Кузьмина и Н. Кульбина), и пародии: такова «Хлюнь-Плюнь-Тьфу», где выведены многие известнейшие исторические персонажи — писатели, поэты, философы…

Чрезвычайно продуктивной была деятельность Григория Фабиановича как переводчика. Помимо текстов песен и либретто он перевел целый ряд драматических произведений. Среди них — драма «Левиафан» итальянского писателя и известного политического деятеля Дж. Бовио, но главное место занимают классические произведения прошлых эпох (он переводил с трех языков — итальянского, немецкого и французского). Многие переводы вызваны к жизни, вероятно, предполагаемыми постановками в театре. Самый главный из авторов здесь — легендарный мейстерзингер XVI века Ганс Сакс. Один из жанров его творчества — «Fastnachtspiel», «масляничная шутка». Гнесин перевел шесть таких «шуток». Очевидно, они неплохо подходили к условиям маленьких самодеятельных театров. Так, известно, что Григорий Фабианович ставил две пьесы (и сам играл в них!) в Петрозаводске: это «Доктор с длинным носом» и, вероятно, «Апостол Петр развлекается с друзьями на земле и теряет ключи от рая» (ввиду неприемлемого названия переименованная в «Странствующий школьник в раю»). Работа над такими переводами требовала огромных усилий и, конечно, знаний: ведь язык Сакса — совсем не современный немецкий язык, к тому же с баварским диалектом и многочисленными остротами, перевести которые также нелегко. Сохранились также переводы пьес выдающегося немецкого поэта XVII века А. Грифиуса «Absurda comica, или Петер Сквенц» (на русском языке издавались лишь его поэтические произведения) и знаменитого французского драматурга П. Мариво «Арлекин, преображенный любовью».

Особую роль, как в жизни, так и в творчестве Григория Гнесина играла просветительская деятельность. С этим связаны его литературные произведения 1930-х годов, посвященные великим музыкантам. «Роман-биография» о Верди предназначался, очевидно, для большой инсценированной радиопостановки (видимо, серии радиопередач) и включал подборку многих музыкальных фрагментов. Помимо изложенных известных фактов биографии, здесь любопытно постоянное сопоставление Верди и Вагнера, для чего придумана вымышленная встреча и беседа двух гигантов оперного искусства. Еще один своего рода литературно-музыкальный «монтаж» — это представление в двух актах «Фигаро», где соединены фрагменты двух «Севильских цирюльников» — Паизиелло и Россини, и «Свадьба Фигаро» Моцарта. Сценарий, созданный Гнесиным, включает тексты «от автора» и собственные переводы либретто из всех трех опер (включены также фрагменты из Бомарше в ранее изданном переводе). Подобный жанр претворен им очень ярко и талантливо!

Что касается детской темы, то Григорий Гнесин занимался ею постоянно — и в дореволюционные годы в Куоккале (один из ранних примеров — посвящение детям Чуковского Лиде и Коле), и в период работы на радио. Было написано немало и стихов, и музыки. К сожалению, помимо изданного сборника детских песен, записей музыки сохранилось мало — он не умел по-настоящему записывать нотный текст и этого навыка так и не приобрел. Сохранился текст «музыкальной картинки» «Бал игрушек» (1921), впоследствии переработанный для новогодней радиопостановки. По свидетельству Е. Г. Гнесиной прототипами персонажей являлись ее собственные реальные игрушки (дочь являлась одной из главных вдохновительниц его творчества для детей — для нее написаны «Женичкины песни» и многие стихи), но на радио постановку под названием «Сон под Новый год» запретили по идеологическим причинам: как это — вместо красноармейцев какие-то снегурочки и деды морозы!

В 1995 году Евгения Григорьевна Гнесина подарила мне раритетное издание 1917 года — книгу «Воспоминания бродячего певца». Не отрываясь, я прочитал эту книгу и был навсегда очарован столь талантливым, легким и романтическим — блистательным произведением! Мне сразу же захотелось, чтобы как можно больше людей познакомились с ним и узнали почти забытое имя ее автора. Публикация главы «Грот бессмертных» в «Музыкальной жизни» была призвана «завлечь» перспективой переиздания всей книги [11]. Оно было вскоре осуществлено, но в рамках приложения к журналу, по подписке и маленьким тиражом [12]. Естественно, что это издание быстро «растворилось». Когда же произошло чудо открытия считавшегося пропавшим достаточно обширного наследия Григория Гнесина — «воскрешения из небытия» просто не могло не произойти!

К сожалению, уже после кончины дочери (однако успевшей узнать о том, что рукописи целы!), в свет вышел прекрасный том (надеюсь, что первый из нескольких!) литературного наследия героя нашей статьи [10]. Помимо новой публикации главной книги его жизни здесь опубликованы стихотворения, драматические произведения, радиоповесть… К выходу книги была приурочена установка памятной дощечки на доме, где жил Григорий Фабианович — на Васильевском острове в Санкт-Петербурге.

«Рукописи не горят…». Теперь все желающие могут познакомиться с творчеством этого уникального таланта хотя бы в его одной — литературной ипостаси — и открыть для себя еще одного своеобразного художника Серебряного века.

1. Ахматова О. В. Григорий Фабианович Гнесин (по сохранившимся архивным материалам) // Гнесинский исторический сборник: Записки Мемориального музея-квартиры Ел. Ф. Гнесиной / Ред.-сост. В. В. Тропп. М.: РАМ им. Гнесиных, 2004. С. 192–202.

2. Национальный архив Республики Карелия. Ф. Р-528, оп. 20, д. 6422.

3. Гнесина Е. Г. О моем отце // Записки Мемориального музея-квартиры Ел. Ф. Гнесиной. Семья Гнесиных. Сб. статей и материалов. Вып. 2 / Сост. В. В. Тропп. М.: РАМ им. Гнесиных, 2011. С. 109–123.

4. Гнесин М. Ф. Мысли и воспоминания о Н. А. Римском-Корсакове. М.: Музгиз, 1956. 335 с.

5. Мемориальный архив музей-квартира Ел. Ф. Гнесиной (ММКЕлФГ). Архив Г. Ф. Гнесина. Инв. № XVII-20.

6. Мемориальный музей-квартира Ел. Ф. Гнесиной (ММКЕлФГ), НВФ, оп. 1 № 79 (рукопись: Гнесина Е. Г. «Отец»); Музейный архив, МП – 39, 40 (аудиозаписи, расшифровки).

7. «Чукоккала». рукописный альманах Корнея Чуковского. М.: Искусство, 1979. 450с., М.: Русский путь, 2008. 582 с.

8. Иванов А. П. На сцене и в жизни: автобиогр. зап., письма. М.: Голос-Пресс, 2006. 350 с.

9. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ). Ф. 198.

10. Гнесин Г. Ф. Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие / Сост. А. А. Гапонов. СПб: Алетейя, 2019. 408 c.

11. Григорий Гнесин. «Грот бессмертных» / Предисловие В. В. Троппа // Музыкальная жизнь. 1995. №1. С. 33–35.

12. Григорий Гнесин. Воспоминания бродячего певца / Вст. статья О. В. Ахматовой // «Россияне» (книга в журнале). М., 1997. 140 с.

В. В. Тропп – кандидат искусствоведения, директор Мемориального музея-квартиры Ел. Ф. Гнесиной (1996–2017).

Номер журнала
Выпуск 1 (2) Март 2024

Страницы номера
58–73

Скачать